Главная страница


Книги:

И.В.Давыдовский, Проблема причинности в медицине (этиология) (1962)


Неврозы и нервно-психические заболевания

 

      Все приспособительные процессы имеют тесную связь с условно- и безусловнорефлекторной деятельностью нервной системы. Головной мозг, по И. П. Павлову, является специальным органом приспособления организма. Теория центроэнцефалической системы [Пенфилд и Джаспер (Penfield, Jasper)] усматривает высший уровень интеграции и приспособительной деятельности нервной системы в ретикулярной формации ствола мозга.

      Так или иначе проблема приспособительных функций и реакций в области физиологии и патологии не может ни ставиться, ни решаться без учета связей функциональных систем тела с нервной системой независимо от решения вопросов, касающихся уровней интеграции.

      И все же официальный перечень нозологических форм человека отнюдь не возглавляется нервно-психической группой больных. Возникает мысль о наибольшей приспособленности и тренированности нервной системы, о том, что нервная система в принципе лишь «уравновешивает», «регулирует», что к патологическим процессам она не причастна или причастна лишь косвенно, поскольку была уже заранее дезорганизована. Но думать так — это значит идеализировать нервную систему, фактически отрывать ее от организма, болеющего всегда как целое, т. е. при самом тесном участи нервной системы, вместе с ней. Вывод о наибольшей приспособительности нервной системы, о ее непричастности к патологии навеян старыми клинико-морфологичеокими классификациями болезней, изолирующими и отрывающими различные органы и функциональные системы тела друг от друга.

      Относительно небольшая нервно-психическая заболеваемость человека объясняется скорее тем, что нервная система не является исполнительной системой в отношении основной массы функции тела. Окончательный эффект регуляторной, приспособительной деятельности, осуществляется чаще всего за ее пределами, а именно в исполнительных органах прямого назначения. Этими исполнителями являются: сердечно-сосудистая система, эндокринный аппарат и все органы тела, определяющие питание, двигательные акты, размножение, обмен веществ и т. д. Ведь и рефлекторная деятельность, изучавшаяся И. П. Павловым на слюнной железе, не была просто деятельностью нервов; это была деятельность железы.                                                                    

      Еще у И. М. Сеченова мы находим тезис, согласно которому проблема высшей нервной деятельности рассматривается как трехфазный рефлекс; при этом началом рефлекса считается чувственное раздражение, продолжением его — головной мозг (анализ и синтез), а заключительной фазой — мышечная деятельность, вернее, любые движения. Тезис И. М. Сеченова, являющийся ключом к познанию психической деятельности, может и должен быть перенесен на все формы рефлекторной приспособительной деятельности. Но этот тезис одновременно выносит самую функцию или изменение этой функции за пределы нервной системы как морфологического понятия.

      Функции «движения» — это и есть все исполнительные функции, как-то: сокращение мускулатуры с внешними действиями, речь, мысль, частота и сила сердечных сокращений, секреция тех или иных желез, обменные сдвиги и т. д. Другими словами, окончательный эффект действия рефлексов (безусловных, инстинктивных, условных) будет находиться в функциональных системах и органах тела, большей частью не относящихся к собственно нервной системе.          

      Не менее прочны, столь же реальны обратные связи исполнительных органов тела, соматики с нервной системой, с психикой. Это касается и классических нервных «ли психических заболеваний, фактически    всегда имеющих тот или иной,   патогенетически   нередко   решающий висцеральный компонент. Этот компонент час-    . то оказывается исходным,    порождающим    не    только    первую фазу чувственного раздражения  (по И. М. Сеченову), но и стойкие, например, психические расстройства.

      Сказанное может создавать непреодолимые затруднения при решении вопроса, что в этиологии и патогенезе нервных болезней нервное  (или психическое) и что не нервное, соматическое.                              

      Правомерно ли, однако, ставить такой вопрос? Не слишком ли усердно мы анатомируем организм, создавая соответствующие классификации болезненных форм, исходя в основном из субъективных впечатлений, основывающихся на клинической и морфологической симптоматике.

      Так или иначе границы между нервными и психическими заболеваниями (функциями), с одной стороны, и внутренними заболеваниями (функциями), с другой стороны, становятся все менее и менее ясными. Вместе с тем, все яснее становится другое, что новые и более тонкие связи органов можно познать только в патологических условиях (И. П. Павлов), руководствуясь при этом идеей «беспредельного приспособления» как основ-ного закона жизни.

      В практике, конечно, наблюдаются органические заболевания нервной системы (инфекционные, паразитарные, вирусные, травматические, неопластические), а также пороки ее развития. Но и во многих случаях этого рода сосредоточение процесса в нервной системе вскрывает скорее какую-то принципиальную закономерность, а не тривиальное и часто по сути дела бессодержательное «поражение» или «нарушение».                   

      В органах тела, также и в головном мозгу, следует, принципиально различать изменения органа в целом и изменения в органе на каком-то его участке. Случаями последнего рода будут такие локальные процессы, как опухоль, цистицерк, абсцесс мозга и т. д. Соответствующие им неврологические и психические симптомы будут или симптомами выпадения, или симптомами, прямого раздражения вещества мозга. Никакого отношения эти заболевания не имеют к психозам и неврозам (в широком их понимании), обусловленным деятельностью мозга как целостного образования, которое анализирует, синтезирует и преобразует чувственные раздражения.

      При прочих равных условных индивидуальность будет окрашивать аналитическую и синтетическую работу нервной системы, как и окончательные итоги этой работы в исполнительных органах тела. Вряд ли есть необходимость в допущении каких-то особых или чрезвычайных раздражителей, которые можно было бы рассматривать, следуя упрощенному принципу этиологии - инфекционных заболеваний, в качестве возбудителей именно неврозов и психозов.

      Ключ к пониманию неврозов лежит, по-видимому; в широкой и индивидуально изменчивой приспособительной («организационной», «распорядительной») деятельности нервной системы. Но эта деятельность, проявляясь в разных системах тела, уничтожает самое понятие невроза как нервной болезни, поскольку фактически мы не знаем других или, вернее, лишь с большим трудом представляем себе развитие каких-либо процессов, нормологических или патологических, вне самого дeятельного участия в них нервной системы.

      Организм «отбирает» раздражители, имеющие для него биологическое  значение. Соответствующие реакции на раздражители обеспечиваются безусловными и условными рефлексами, т. е. главным механизмом приспособления. Было бы неправильно полагать, что эти механизмы действуют безотказно лишь в плане нормологическом, что они идеальны и что слаженность и законченность рефлексов всегда обеспечена в индивидуальных условиях. Вряд ли можно согласиться с положением, что «организм приспособлен реагировать только на те сигналы из окружающей среды, в полезности которых он до некоторой степени уверен» (Уэллс, 1959). Идею приспособления не следует окрашивать в телеологические тона. Безусловные и условные рефлексы, остаются в основном слепой силой природы, и в индивидуальных условиях они не могут быть всегда полезно и целесообразно действующими.

      Человеческая жизнь полна ситуации, когда механизмы, нормологически действующие, становятся так называемыми патологическими, т. е. тем, что больной и врач, исходя из субъективных интроспективных позиций, называет расстройством деятельности. На самом деле это своеобразные стереотипы деятельности, особые «шаблоны поведения», следовательно, отнюдь не хаос или дезорганизация.

      И. П. Павлов, изучая неврозы, указывал, что самое важное раскрыть механизм невроза, а потом лечить этот механизм. Отсюда следует, что научное знание все же будет знанием «механизма» невроза, а не знанием его причины, например внешней ситуации, которая неврозу предшествовала.

      Научное знание механизма и сущности неврозов и психозов не может основываться и на субъективной оценке явлений как патологических, исходя из таких соображений, что «животное (находящееся в «невротическом состоянии». — И. Д.) не отвечает (разрядка наша.— И. Д.) как следует условиям, в которых оно находится» 1 или что «это состояние (речь идет о шизофрении— И. Д.)... патология, так как оно лишает пациента возможности нормальной деятельности»2. Нам кажется, что сущность того и другого состояния может быть раскрыта лишь с позиций приспособительных функций нервной системы. Об этом пишет и И. П. Павлов.

      Заключая свою мысль о шизофрении, он указывает, что «по существу самого механизма» это физиология, «физиологическая мера», т. е. очевидное приспособление к условиям, в которых заболевший находится; эти состояния именно «отвечают» этим условиям, адекватны для данного индивидуума.

      В каком же направлении И. П. Павлов мыслил себе ход исследований для раскрытия механизмов неврозов? Наибольший интерес с общих позиций патогенеза болезней человека заслуживает трактовка И. П. Павловым истерии как возврата к инстинктивной и эмоциональной жизни, т. е. к подкорковой безусловной рефлекторной деятельности, к древнейшим приспособленным механизмам, общим с животным миром. Этот возврат как

_____________________________________________________________

1   И. П. П а в л о в. Полное собрание трудов. Т. III, 1949, стр. 642.

2   И. П. Павлов. Полное собрание трудов. Т. III, Изд. АН СССР,  1946, стр. 410.

_______________________________

 

бы устраняет регулирующую и организующую роль сигнальных аппаратов коры больших полушарий. В результате такой «диссоциации» деятельность подкорки и мозга в целом приобретает черты некоторой хаотичности; она уже не эффективна в целях поддержания приспособительных свойств организма на должной высоте.

      Если мы будем исходить из положения, что между нервными и не нервными, заболеваниями нет абсолютных граней и что в патогенезе «не нервных» заболеваний всегда принимают какое-то участие нервные механизмы (по автору, именно «организующее» участие), то законным будет предположение, что «нервный компонент» при всех заболеваниях (инфекционных, неинфекционных, нервных, психических) заключается именно в тех или иных особенностях нервной деятельности (коры, подкорковых образований и других, филогенетически еще более  старых нервных аппаратов, действующих относительно автономно и автоматически1 .

      В понятие «диссоциация нервной деятельности» не следует вкладывать представление о какой-то хаотичности или дезорганизации. Правильнее полагать, что речь идет о существенных изменениях «нервных отношений», об особых формах приспособительной регуляции, т. е. об особой деятельности. «Так или иначе у нас нет теоретических оснований разделять или противопоставлять механизмы нервных заболеваний, например классических неврозов, механизмам прочих заболеваний, поскольку и в работе внутренних органов мы имеем многоэтажное построение регуляторного механизма» (К. М. Быков), т. е. все тех же приспособительных устройств, так или иначе изменяемых в патологических условиях.

_______________________________________________

1 Продолжается искажение или непонимание моего отношения к положению об «организующей» роли нервной системы в развитии патологических процессов и болезней. Кратко излагаю свое отношение к этому вопросу. Нервная система участвует в организации физиологических и патологических процессов,  как один из важнейших компонентов в механизме этих процессов. Фактическая сторона этого участия нервной системы давно твердо доказана клинически, морфологически, экспериментально,  физиологически. Самая идея организующей роли нервной системы в развития патологических процессов ничуть не нова и тем более не парадоксальна. Отрицание организующей роли нервной системы в развитии патологических процессов является идеалистическим возвеличиванием нервной системы и разрывом ее связей с целостным организмом. В этом же отрицании вскрывается отрыв патологии от физиологии.

______________________________________

 

                                                 

      Срывы рефлекторных приспособительных реакций несомненно наблюдаются и за пределами классических неврозов и психозов. Их можно нередко обнаружить в клинике внутренних болезней, например, при изучении атеросклероза, инфаркта миокарда, гипертонической болезни и других страданий. Отличие будет в плане локализации, но оно не будет принципиальным, т. е. в плане патогенетических механизмов и в плане «конечных причин», уходящих как и при неврозах, в те или иные невзгоды индивидуального и общественного порядка. Отличия сглаживаются еще и потому, что среди «конечных причин» неврозов сплошь и рядом наблюдаются внутренние причины, связанные с различными соматическими страданиями («кортикализация» вегетативных функций, интероцептивные связи  внутренних органов с головным мозгом).

    

Глава.  VII. ПРИСПОСОБИТЕЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ПАТОЛОГИИ И НОЗОЛОГИИ ЧЕЛОВЕКА
Сердечнососудистые заболевания



Современная медицина:



Поиск по сайту:



Скачать медицинские книги
в формате DJVU

Цитата:

В силу неизжитых, еще не опрокинутых клинических традиций, мы преувеличили статику, конечно, в ущерб динамике психопатий. Как мы уже не раз указывали, некоторые статические типы, под напором дальнейших исследований, окажутся не основными, а производными, число основных типов будет значительно меньше, что, конечно, сейчас же скажется на всем распределении остального материала.

Медликбез:

Народная медицина: чем лучше традиционной?
—•—
Как быстро справиться с простудой
—•—
Как вылечить почки народными средствами
—•—


Врач - философ; ведь нет большой разницы между мудростью и медициной.
Гиппократ


Медицинская классика